А, вот стихи, которые пока не стали песннями:

У жизни спрашиваю я

У жизни спрашиваю я
Зачем так часто бьешь меня?
Пойми, как "все" я не хочу,
Я даже падая - лечу!
Уймись хотя бы на денек,
Жизнь, дай мне воздуха глоток!
Да, я хочу в добре и зле
Быть не в упряжке, а в седле!
Хочу я быть самим собой,
Но снова пропасть предо мной.
Вновь пораженье, вновь урок,
Жизнь, дай мне воздуха глоток!
Когда на небо призовут,
Пусть там свершится божий суд...
Я за грехи отвечу там
И славу истине воздам!
Ну, а пока не вышел срок,
Жизнь, дай мне воздуха глоток!

Ты прости меня родная

Ты прости меня родная, что с войны я не вернулся.
В том победном сорок пятом не вернулся я домой.
Ты прости, меня-солдата, что лежу, войною взятый,
Далеко-далековато от сторонушки родной.
А еще прости за то, что с тобой недолюбили,
И за то, что ты осталась нецелованной вдовой.
Сколько вдов  таких в России похоронки не щадили?
Посчитай по обелискам, нам поставленных войной!
У тебя, наверно, внуки? Пусть беды они не знают.
Пусть тревожные раскаты не нарушат тишины.
Ведь недаром же когда-то отдавали жизнь солдаты -
Отдавали жизнь солдаты, чтобы не было войны!

В Нетании взрыв

В Нетании взрыв. Осторожно!
Спасибо – пока я живой.
Что будет? На сердце тревожно.
На бочке я пороховой.
А в небе летят вертолеты.
Летят... Я не знаю куда.
Но знаю, что если полеты,
То рядом террор и беда.
Включаю приемник. В эфире
Мотивы, знакомые мне.
Идет информация в мире
На антисемитской волне.
Неужто слепы журналисты?
Неужто эфир глуповат?
Взрывают меня террористы.
Я – жертва... И я виноват?
Взрывают меня... Как ни странно,
Европа не видит беды.
А, впрочем, здесь логика крана,
В котором не стало воды!

Детский павильон в Яд ва-Шеме

Есть в Яд ва-Шеме павильон.
Один такой на свете.
Я ошарашен, потрясен.
Там Холокоста дети!
Способны совместить умы
Живых детей и печи?...
Что вижу? Из могильной тьмы
Глаза детей, как свечи!
Как много глаз – все напоказ!
И рвется боль наружу!
Неужто столько детских глаз
Глядят мне прямо в душу!
Душа болит. Хочу помочь!
Но руки, словно плети.
Безмолвие. И злая ночь...
Куда мне деться, дети?...
Террор сегодня. Мир не прост.
Убийцы на планете.
Не верят, был ли Холокост.
И снова гибнут дети...

День победы

Сегодня праздник века – день Победы,
Который дымным порохом пропах,
Который шел к нам через смерть и беды,
Который со слезами на глазах.
Израиль. Площадь. В орденах солдаты,
С кровавых к нам пришедшие полей,
Сумевшие дожить до светлой даты,
Не превратившись в белых журавлей.
Солдаты, офицеры, генералы
Идут в строю, наградами звеня.
Я вижу: вот он – промежуток малый.
Нашлось в колонне место для меня.
Идет колонна, будто на параде.
Навстречу молодежь и старики.
Читаю равнодушие во взгляде.
Лишь где-то рядом жидкие хлопки.
Неужто непонятно? Канонада
На той войне за тридевять земель
Под Курском и в окопах
Сталинграда
Судьбу решала Эрец Исраэль.
Скажите! Неужели мир спасенный,
Счастливый, жизнерадостный, живой
Не вспомнит о Сережке с Малой Бронной
И не всплакнет о Витьке с Моховой?
Я верю: на земле, от войн свободной,
Наш праздник тот, что порохом пропах,
Войдет в сердца и станет всенародным,
Бессмертным – со слезами на гразах.

Некоторые стихи из последней книги поэта:

Шабат шалом

Шабатный вечер. Высветил фонарь
кусты, траву, что убегали к морю
по берегу небрежного покроя,
лохматого, как старый календарь.
Горел фонарь, перебивая свет
луны и звезд, висящих неподвижно.
Казалось мне, что в этой тихой жизни
есть только свет, а тьмы и ночи нет.
И светлая, шуршащая листва,
И пальмы тень, скользящая по склону –
все было в этот миг одушевленным,
наполненным живого естества.
Я различил чуть видную тропу,
что в темноту от света уползала,
и за собою  следом увлекала
не спящую, живую шантрапу:
мангуст на миг мелькнул из темноты,
и шустрый еж скатился по откосу,
а попугай своим горбатым носом
совался в освещенные кусты.
Шабат не соблюдая, как всегда,
трудился мир по собственным законам.
Зверье бежало, и катились волны,
за вечный труд не ведая стыда.
Господь привычно продолжал взирать,
не умиляясь, но и не карая.
И у ворот неведомого рая
горел фонарь, чтоб нам не заплутать.

Что было – то было

Я давно не подросток, не мальчик
И почти что к уходу готов.
Отступаю все дальше и дальше
от написанных мною стихов.
Но о том, как прожил, не жалею,
поручусь за любую строку.
И стихи я писал, как умею,
да и жил только так, как могу.
Не придумывал рифмы и строчки,
как дышал, так и буквы писал.
Никому ничего не пророчил
и по строчкам судьбу не гадал.
Ну, а если какое-то слово
Оказалось пророческим вдруг,
Вы меня не судите сурово,
Я словами не "брал на испуг".
И хотелось бы, если прочтете
Хоть одну из написанных строк,
То поймете: я жил в одиночестве,
и оттуда уйду за порог.